Пост №2

В этом полумраке отчаяния, страха и наркотического дурмана, выделялись только ее глубоко карамельного цвета глаза, которые, светясь шальным рассудком, рассекали комнату ленивым взглядом. На губах цвела улыбка. Счастливая, удовлетворенная, циничная.
Хотелось заполнить им все пространство своего тела. Каждую частичку, молекулу. Каждый квадрат сознания.
Ирония. Если б месяц назад у нее спросили – чем «им»? – она незамедлительно, с глупой улыбкой пристыженной ванильки, пролепетала бы - Бенджамином, конечно же! – а в следующую минуту ее глаза распахнулись бы в искреннем удивлении, щеки покрылись бы румянцем, и если сильно постараться, в тихом бормотании можно было б разобрать что-то о том, что это не ваше дело. О, а затем просьба, вернее, мольба – не пересказывать ее слова Ему, а то ведь зазнается еще, зараза.
Теперь это значение не имело. Собственно, значение не имело ничего. Мир замкнулся в этом прокуренном номере дешевого отеля на окраине Уоркс, чьи гостеприимные сети заманивали изо дня в день, на протяжении почти всей сознательной жизни. Эта комната была единственным в мире местом, где ей были рады, где ее оставляли в покое, и где проходили ее свидания с сокровенным другом. Друг, кстати, ее тоже всегда ждал, и подманивал периодически. И когда голос, шепчущий в голове вопил о том, что моветон забывать старых друзей и игнорировать их зов, лишь Его теплые руки не отпускали. Держали крепко накрепко, заставляя забывать обо всех приличиях и, приводя ее в самые чудесные грешные места. Некоторые из них сейчас являются для нее святыней. 
И вот когда мысли заруливают не в ту сторону, ее затекшее тело резко приходит в горизонтальное положение. Что вызывает головокружение, тошноту, но это все меркнет по сравнению с тупой болью в области левой грудины. Она падает на колени. Прерывисто дышит. И задыхается.

***

В тот вечер Томми постарался на славу. Травка вштыривала аж до потолка, а белая была… ООО, сука, почему я не поэт, чтобы по-должному ее описать! Короче, она охуенна. Приемлемая рецензия?
Покачиваясь на высоченных каблуках, и одновременно скручивая тоненький косяк, Марли запевала какую-то заурядную мелодию, увязавшуюся за ней с клуба. Периодически она останавливалась, двигая бедрами. А затем, возобновляла свой бодрый шаг, круто варьируя между положением горизонтальным и вертикальным.
Долго варьировать не удалось. Приземлившись на пятую точку, она уронила косяк и сумку, из которой выпала отменная иранская кока. Что сильнее расстроило: жесткое приземление или урон сумки, история умалчивает. Важно то, что ровно в тот момент, когда она выдала ругательство, достойное пьяного матроса, в поле зрения попал Он.
Безмолвный и величественный как всегда, Он привлек ее интерес сразу. И не тем, что стоял  подозрительно близко к перилам. А тем, что был самим собой – до потери пульса великолепным.
Сейчас Марли не вспомнит как встала, на удивление ровным шагом сократила расстояние между ними, и сказала самую неуместную вещь, которую можно было б сказать в их ситуации:
- Мне кажется, ты хочешь прыгнуть. И это самая плохая идея. Помимо прочих плохих идей.
Его внимание переключается на нее. Кинув вопросительный взгляд ей в лицо словно пощечину, Он поворачивает голову обратно. А она продолжает лепетать.
- Просто понимаешь, ты сейчас прыгнешь. Умрешь. Твое уродливое тело вынесет на берег. Его увидит какой-нибудь бедолага. Позвонит копам. Они возьмут тут пробу асфальта, вычислят мое имя, адрес и мой непогашенный кредит за стиралку. Придут допрашивать ко мне в квартиру и обнаружат много интересного, - тут словесный поток брюнетки прерывается резким хихиканьем. Вскоре он перерастает в истерический хохот, который заставляет ее согнуться пополам.
- Ты под чем? – недоуменно восклицает Он, глядя, как Марли пытается восстановить дыхание. – В любом случае, иди дальше, мне твоя помощь не нужна.
- Еще как нужна! Послушай, ты прав, это не мое дело, и я тут вообще не в теме… но знай одно, что бы с тобой не происходило, подумай, - завтра может быть лучше! А ты этого так и не узнаешь, - скривившись, она переминается с ноги на ногу. – Потому, что к этому времени твой разложившийся труп будет украшать первые полосы газет! – тут ее тело сотрясает очередной приступ хохота. – Мне виднее, я журналист. И ты сделаешь мне карьеру, дружок. – Подавив истерику, девушка резко потянулась к сумке и достала фотоаппарат. – Ну-ка, встань поближе к перилам. Воот так, а теперь посмотри на меня, сделай грустное лицо. Замечательно!
Никаким журналистом Марли, естественно, не была. Полгода назад ее с блеском и фанфарами выгнали с экономического университета без права на возврат. Итог мог лицезреть мужчина, который, ослепленный вспышками фотокамеры, слез с перил и погнался за хохочущей наркоманкой. Догнав ее, Он обхватил ее руки со спины и попытался выхватить фотоаппарат.
- Отдай, идиотка! Ты ничего не понимаешь!
- Отлииично! Давай больше страсти, Барри! Я напишу, что ты прыгнул из-за моего отказа! Думаешь, это прибавит драматизма ситуации?
Ответ на вопрос Марли не получила, потому как в следующую секунду была резко отброшена на асфальт, а ее голова громко стукнулась о бордюр.
- Аай, черт, моя голова!
- Боже, прости, я не хотел!
- Будешь объясняться моему адвокату, скотина обдолбанная, - сдавленно произнесла девушка, потирая висок. – У меня кровь!
- Я отвезу тебя в больницу.
- Ты лучше сам лечись, дебил!
- Ты это мне, наркоманка?
- Уж лучше наркоман, чем псих.
- Я не псих.
- Ага, рассказывай мне. А кто минуту назад… ООО, чет мне не хорошо.
- Не пререкайся со мной, мы едем в больницу, - нагнувшись к девушке, Бенджамин попытался взять ее в руки, но тут она резко повернула голову к нему.
- Нет, мне нельзя в больницу!
- Почему?
- Я ээ… немного под кайфом.
- Матери Божья!
Сокрушенно вздохнув, мужчина падает рядом с ней на асфальт и достает пачку. Закуривает, и выпускает густой дым.
- Мне предложить не хочешь? – нарушает тишину Марли, все еще потирая висок.
- Нет. Тебе хоть восемнадцать есть?
- Да, папочка, а тебе сколько?
Обмен язвительными репликами продлился полтора часа. После, Бен отвел девушку домой. К себе домой. Он был доктором, что было весьма кстати, учитывая сотрясение мозга у Марли.
Он вылечил ее недуг за три месяца. Все недуги.

***

Он с закрытыми глазами шел по Ее следу, воссоздавая в голове все события Той ночи. Скрип колес машины, уверенные шаги, сокращающие расстояние между ним и перилами, и та непоколебимая уверенность в том, что его поступку будет сопутствовать Что-то. То самое «что-то» ради чего прерываются сотни жизней по всему миру. Это что-то заключалось всего-навсего в потоке эмоции и чувств. Любых. И не надо списывать их в адреналинщики, друзья. Это люди, которые в своих бегствах от боли и страданий, настолько глубоко зарылись в коконах, что попусту забыли дорогу назад. Они погибают в темноте, им страшно и холодно. И по классике жанра, рядом с ними нет человека, который бы взялся играть роль света в конце сами_знаете_чего. 
Итак, он шел и воссоздавал в голове события той злополучной ночи. Спокойствие, с каким взошел на перила, закрыл глаза и представил лицо улыбающейся жены. Как отвлекся на странный шум, состоящийся из громкого фонтана отменного мата (он сразу оценил).  Повернул голову и увидел Ее. Сделал шаг назад. Много шагов. Очень много шагов. Угнался за ней, старый дурак. Угнался за чувством, за порывом. За мифом, за ошибкой.
Он закрывает глаза и затягивается, и шепча: Боже, как было чудесно!

***

Протекал уже третий месяц этого странно синтеза, состоящегося из бессонных ночей, немецкого виски и непрекращающихся споров об устройстве мира. За эти дни многое изменилось в жизни Бена. Он стал ловить себя на мысли, что рвется попасть домой после работы, хотя на протяжении многих дней зависал там. Он стал ловить себя на мысли, что ему приятно идти домой. Приятно чувствовать кого-то дома, приятно видеть и общаться с человеком. Не с фантомами умерших близких. А с человеком. Живым. Вполне реальным.
Хотя и насчет реальности происходящего у мужчины имелись свои соображения. Однажды он даже пришел к мысли, что спрыгнул в ту ночь с моста. Что происходящее является каким-то сюрреалистическим сном, а Марли прислана ему Богом, для того, чтобы он пережил это время. Время, разделяющее его от своей семьи. С таким оправданием жилось намного легче.
Сначала он лечил ее голову. Плавно перейдя на проблемы психологического характера, доктор Уорнет взялся за наркозависимость своей странной пациентки. Было тяжело первые дни ломки, но Марли держалась молодцом. Она показала выдержку, достойную восхищения, чем была вознаграждена благосклонностью Бена.
Почему он помогал ей? Зачем впустил в свою жизнь?
Сначала из-за чувства вины. Травма, причиненная ей, была серьезной, хотя об этом он предусмотрительно умолчал.
После, из-за привязанности. Бен привык, что она постоянно крутилась у него под ногами и докучала странными вопросами. А еще взяла все домашние хлопоты на себя, что безусловно делало ее неплохим сожителем.
А затем из-за страха остаться одному. Но это отдельная тема.
В тот вечер они спорили о любви. Марли отчаянно гнула свою линию, под лозунгом: «любви не существует, это лишь хорошо пропияренный миф».
— Ты не права… - покачал головой Бен, и сделал глоток из бокала.
— Оу, да ну. И что же я тогда потеряла?
— Когда полюбишь тогда узнаешь, - загадочно улыбнувшись, он продолжил. – Что по-твоему движет всеми людьми, которые… я не знаю… женятся?
- Женятся? Я  тебя умоляю! Очередной пример того, что этого вашего мифического чувства не существует! – вскинув руки, она придвинулась к нему поближе. – Вот почему по-твоему женятся люди?
- Наверно потому, что любят друг друга…
— Я тебя умоляю! Невеста притворяется, что она девственница, жених притворяется, что нашел одну единственную, а родители с обеих сторон делают вид, что нравятся друг другу! А все почему? Потому что: либо жених богатый и невеста хочет отгрести лакомый кусок, либо невеста с бабками и пидарас достиг своего. О, это я еще не перешла на группу, в которой браки заключаются из-за преждевременной беременности…
- Марли, достаточно, хватит. Ты слишком юна, чтобы рассуждать о таких вещах! – слушающий всегда бредовые монологи девушки с насмешкой, теперь, казалось, Бен был не в настроении шутить. Он резко встал с дивана, на котором они оба сидела по вечерам и направился в свою комнату.
- Это из-за твоей жены, да? – резко вскочив в след за ним, Марли быстро добавила. – Ты не рассказывал мне о ней, но я вижу фотографии и ты всегда такой подавленный…
- Это потому, что мне осточертело слушать твои патетические приступы фигни, - сдавленно произнес он, поворачиваясь к ней. – Мое прошлое тебя не касается.
- Я хочу помочь. Позволь мне сделать это! Я должна тебе!
- Ты и так слишком много делаешь для меня…
- Господи, Бен, я живу у тебя больше трех месяцев. И на протяжении этого времени я чиста, - она делает несколько шагов вперед. – Ты понимаешь, что ты сделал для меня? – ее голос сошел на шепот, когда она подошла вплотную к нему. – Позволь мне сделать… хоть что-то, - ее руки касаются его руки.
- Что ты…
- Я знаю, что у тебя не было женщины после нее. Я просто… - она не успела договорить, как ее рот примкнул к его шее, и тогда все слова перестали иметь смысл для него.
В тот вечер у него хватило сил оттолкнуть ее и пойти к себе в комнату. Не спать всю ночь, метаться по комнате, однако не постучатся к ней. На следующее утро он застал ее у порога с чемоданами.
- Что ты…?
-  Я уезжаю.
  - Но мы не закончили твое лечение…
  - Мы давно его закончили, Бен. Я еду в лечебницу, пройду годовой курс и тогда все будет…
-  Годовой курс, - тихо повторяет он, опустив взгляд на ее чемоданы.
- Я не должна была пользоваться твоим гостеприимством. Не должна была тебе докучать своими бредовыми мыслями…. Ведь я знала, что ты слушал меня лишь для того, чтобы отвлечь… А ты ведь мне ничем не обязан… А я… А ты… - слова комом застряли в горле. Теплые дорожки прошлись по щекам. Шумно сглотнув, она резко поворачивается, чтобы он не заметил ее колебаний. – Прошай, Бен. Спасибо за все.
Марли тянется к ручке двери, но его рука перехватывает ее.
***
-
Знаешь, о чем я мечтаю?
- О чем?
- О том, чтобы Это не кончалось. О том, чтобы время тянулось вечно. И о том, чтобы не наступало завтра.
  - Почему?
- Потому, что это может быть сон. И тогда мне будет очень-очень больно.

***

- Я клянусь тебе, я… я была пьяна! Я ничего не помню! Я думала, это ты! Бен! Бен, прошу, открой дверь! Ты ведь знаешь, что этот негодяй всегда завидовал тебе! Бен, ты ведь знаешь, что он специально воспользовался моим неадекватным состоянием?! Бен, прошу! О Господи, ты ведь знаешь, что я не поступила бы так с тобой. Я умру без тебя, Господи! За что мне это?! Бен, прошу, ну открой дверь! Ты посмотришь в мои глаза и увидишь в них правду! Ну открой же, открой!!!!

***

Он не колебался, когда делал шаг в никуда.
Она не колебалась, когда вводила смертельную инъекцию себе под кожу.
Он падал долго.
Она недолго.
Его приземление оказалось приятным.
Она своего не почувствовала.
Он умирал с мыслю о другой женщине.
Она умирала с мыслю о нем.
Оба боялись одного – пустоту, помноженную на миллион. Пустоту, в которой их дороги не пересеклась бы.