Christina Owens

Вечер. Я сижу одна в кабинете, гипнотизируя одну страницу договора уже двадцать минут. На одной строчке, пятое предложение, 47 страница. Я понятия не имею, о чем было написано в 46 предшествующих листах. Словно на автопилоте. Рассеяна в мыслях, которые гложат и не дают покоя. Я не могу жить без своего опиума. Догадаться по какой причине я его больше не употребляю ещё проще. Я его ненавижу. Я бы его убила, если бы так не любила. Я могу сколько угодно говорить себе сейчас, в этом кабинете, что легко выживала последний месяц, совершенно прекратив общение с Кристианом, сократив до минимума. Холодного утреннего бодрящего приветствия и не менее скупого прощания в конце дня. Опускаю глаза в текст. Да пошел он нафиг. Швыряю серебряную ручку на стол, она прокатывается, докручивая до края стола и падает. Хочу поднять, но задеваю вазу и разбиваю её, осколками врезаясь в пол. Выругиваюсь.
Я прекрасно знаю, что нас с тобой разделяет стена. И это убийственно. Я бы разбила эту вазу об эту стену, если это помогло. Но ничего не может помочь в нашей ситуации. Этот номер заранее предрешен. Конец трагически известен и всем зрителям понятен.
Шаг влево – шаг вправо. Мне кажется я слышу как ты дышишь. Сжимая руки в кулаки. Подписываю договор, размашисто, совершенно не выводя каждую закорючку, как любила делать всегда. Поправить листы в одну пачку. Прижать их к груди. Нет, нельзя показывать, что я переживаю, что меня это хоть как-то трогает, задевает, выворачивает изнутри.
Дверь скрипнет, оповещая о посетителе, от неё, увы, ничего не скрыть. Каменное выражение лица, щепотка презрения, капля цинизма, море безразличия в глазах.
- С этим всё – немного неряшливо с плюхом кладу стопку документов на твой стол. Прямо поверх других листов, папок, возможно важных, которые ты сейчас читаешь, изучаешь или просто стряхиваешь на них пепел от сигары. Ах, ты же не куришь. При мне. 
Хочу уйти, разворачиваюсь на каблуках к выходу и терплю заминку. Ты не говоришь ни слова.
- Зачем ты так смотришь на меня? – всё к чему может придраться женщина, когда не хочет топить свой Титаник. – У тебя невеста, ты её любишь, хочешь от неё детишек, перестань смотреть на меня так, будто хочешь меня прямо здесь и сейчас, на этом столе – хлопаю двумя ладонями по древесной полировке.  – Я устала, Крис. – более тихо, отворачиваясь. Поворачиваясь к нему спиной и облокачиваясь на край его стола. – Это невыносимо. – минута слабости, заменяющаяся приступом гнева. –Прекрати этот фарс. Эта напряженность, она съедает меня, мне хочется всё бросить и никогда тебя больше не видеть. – и не смотреть в твои глаза.
Тяжело дышу, по хребту пробегают мурашки.  - Мне начинает казаться, что ты, стоя сейчас за моей спиной подставишь кольт к моим лопаткам и выстрелить. Точно метко, как делаешь это всегда. Своим поступком, словом, жестким убеждением, разорвешь мою душу на куски в стопятьсотый раз, после чего начнешь зализывать рваные раны пустым и никому не нужным «Прости». – наверно я просто захотела выговориться. Иначе совершенно не понятно, как так получилось, что я пересекла границу и оказалась на твоей территории.
- Молчишь? Ну конечно…О великий Рич, который не разменивается на слова по пустякам.  –резкий разворот, я даже не ожидала что ты окажешься на столько близко ко мне. Борюсь с чувством накатывающей тошноты, когда желудок делает троекратный тулуп.  – Ненавижу тебя за то, что люблю. – сквозь зубы, яростно, разрывая тишину звонкой пощечиной.
Выкипело.

Christina Owens

Bang Gang – Sleep

- И что? Тебе нравится жить по чьему-то написанному за тебя сценарию? Крис, это мечта всей твоей жизни? Все твои стремления? Это всё, на что ты способен? Беспрекословно выполнять волю отца? – этого не нужно говорить, тебе не нужно всё это говорить, ты загоняешь нас ещё больше, в глубину, мы ведь разругаемся так, что больше никогда, слышишь, никогда не повернем вспять. Не заберем лишнего, не доскажем недосказанного, сказав слишком много ненужного. Тебе становится слишком, когда Рич, заговаривает о женитьбе и беременности, ты отстраняешься, тебе неприятно об этом слышать, больно об это даже задумываться. – Так может стоит уже этим заняться? К свадьбе ребеночек-то и подоспеет – ты просто кипишь от ревности и злости. – Ты спишь с ней, тебе доставляет это удовольствие, получаешь свою дозу оргазма сколько там? Два раза в неделю или у голубков по весне это чаще происходит? – отворачиваешься головой в сторону, ты не можешь смотреть на него и быть стойкой, не показывая как тебе на самом деле больно, убийственно жутко громко и запредельно недостижимо.
- И сдамся. И выйду. И отдамся. – как ребенок, который говорит всё наперекор. А точнее меняя частицу «бы» на «сделаю».  Мне жутко хочется, чтобы он запретил мне это. Ударил, запер, закопал, но сказал: «Нельзя, я не позволю. Никогда».
Но он говорит то, что заставляет меня действительно впасть в состояние комы. Он бы запер в решетку нас обоих. Поднимаю глаза. Слишком близко. Обжигающе близко дыханием по коже, мурашками по хребту спины.  Отступать больше некуда, я упираюсь во что-то твердое, меня атакует паника, учащается сердцебиение. Мне страшно от того, на сколько близко он ко мне. За территорией моих баррикад, которые я постоянно воздвигаю, каждый новый день перед встречей с ним. Рука выскальзывает из его ладони, покалыванием я чувствую как к кончикам пальцев снова начинает поступать кровь. Он шепчет мне прямо в губы, я облизывая свои и сжимаю их сильнее, чтобы совладать, чтобы не поддаться, чтобы снова не продаться ему.
- Не надо, Крис, прошу не надо, ты загоняешь меня как мышку в свою ловушку. Я для тебя ничего большего, кроме как игра. И это я схожу с ума от тебя. А ты сходишь с ума от того, что я играю, и всё никак не выбываю из раунда.  – рука произвольно, совршенно неконтролируемым жестом разума опускается на его грудь. Проходит траекторию вниз до живота и снова вверх, до плеча, к шее, за которое я ухватываюсь словно за якорь, тонущего корабля.
Не поддавайся. Поддаются только пешки, обойди, стань дамкой. Если не заходить к нему в кабинет по вечерам, нанять для этого курьера, если построить баррикады, если найти шамана и стереть память, если…если…если…
Сердце пропускает удары, стрелки часов замирают, их тиканье больше не улавливает слух. Всю что я слышу это его дыхание у своего уха, его парфюм на своих волосах. Жутко хочется, чтобы это принадлежало мне одной, никаким Хлоям с костяной ногой.
Рывок вперед, упираясь в его непробиваемую стену груди.
- Отпусти. – ещё один рывок. – Не мучай меня, я не могу, с тобой я теряю контроль. Мы трепим друг другу нервы, но один час сладости сменится месяцами горечи и гордости. – Снова рывок, теперь уже более слабый, как зов спасения практически утопающего. Я бьюсь о его тело, как рыба бьется об лед, в порыве желания попасть в среду обитания, где она сможет выживать, где ей не нужно погибать.  Он как каменная стена. Как вросший дуб посреди поля, он как грабли, которые бьют меня в лоб, грудь, ноги, каждый раз, когда я на них наступаю.
- Отпусти… - кулаками делаю толчок, начиная медленно сползать вниз от бессилия.
- Отпусти.

Christina Owens

И больше нет сил, просто устала. Устала бороться за то, что, по сути, не принадлежит и никогда не будет принадлежать ей. Это было так мучительно болезненно, словно ломало изнутри, и она чувствовала на себе все эти точки невыносимой боли запретной любви. Ей хотелось кричать, сорвать голос, если бы только от этого полегчало. Вечное "если бы" чуть ли не вся составляющая их отношений, они вечно живут в условном наклонении, у них вся жизнь условна. Если бы он только знал, сумел почувствовать всю её боль, обиду, то, пожалуй, сошёл бы с ума. И Кристина сходит, она так зациклена на нём, что даже не возможно представить, что он для неё никто. Она не может играть эту роль, не может быть его любимой, не хочет быть и не любимой, но оставаться всё время в резерве ей надоело. И Оуэнс уже раз двадцать пожалела, что зашла в этот чёртов кабинет, из которого теперь и не было выхода, даже не было сил добраться до двери и просто гордо захлопнуть её за собой. А Кристиан... вот он, так близко, настолько близко, что не выносимо ещё больше. Такой нежный, такой родной, но в то же время такой далёкий и чужой. Она чувствует его прикосновения на своём теле, и оно начинает гореть, но так приятно находится в его объятиях. И Крис уже устала завидовать Хлои, которая может обнять и поцеловать его в любой момент, которая имеет на него все права. Кристина до безумия восторгалась Кристианом, но ещё безумнее ревновала, она хотела, чтобы он принадлежал только ей и больше никому. Хотела, чтобы ни одна женщина не изучила его лучше, чем она, ведь тогда они все захотят, чтобы он принадлежал только им, а бедная Кристина не могла справиться и с Хлои. Девушка его внимательно слушает, чувствуя, что совсем скоро снова взорвётся. С каких пор она настолько впечатлительная? С каких пор заводится с полуоборота? - Не говори так, Кристиан, - брюнетка мотает головой, словно и слушать не хочет, что он не сможет сделать её счастливой, - не говори... Ты единственный, всегда был и будешь, я никогда не буду счастлива без тебя. Ты ломаешь меня, Крис, - без сил шепчет Кристина, ощущая, как к горлу медленно подкатывается ком и такое знакомое состояние, когда даже ничего не видишь, потому что в глазах океан невыплаканных слёз, поднявшийся во время бури из недр души. И нужно быть сильной, и нужно оставить эти слёзы. Она уже устала показывать ему свою слабость, свою безысходность, ей нужно взять себя в руки и наконец-то расставить все точки над и. Как бы не было больно, чтобы они не решили, но эта игра уже пошла на смерть. И Кристина чувствовала, что проигрывает, а приз достанется, конечно же, Хлои. Боже, ну почему всё было так не справедливо? Почему она должна была терпеть всё это? Ей было плевать, что подумают люди, что она стоит у руля правления... просто плевать. Оуэнс была готова предать всех и вся, лишь бы быть с ним, всё отдала бы, чтобы полноценно могла назвать своим, чтобы проснутся хоть раз в его постели. Аккуратно подхватив её на руки, Кристиан отправился к дивану, а совсем скоро усадил её на свои колени. Теперь она внимательно смотрела в его глаза, такие излюбленные до невозможности, и от этого становилось только хуже, только больнее. Уже сегодня вечером он вернётся к ней. Поцелует, скажет, что любит и спать будет тоже с ней, а Кристина... она всегда будет запасной, потому что Рич никогда не сможет подорвать свою идеальную репутацию, даже ради Кристины, даже во имя этой любви. - Я никогда не хотела, чтобы это прекратилось, но я устала быть в резерве, Кристиан. Я хочу быть главной в твоей жизни, я хочу быть тебе нужной, - Кристина выдерживает паузу. Застерили бы их обоих, возможно, тогда бы стало и легче, но, а пока лишь больнее и больнее с каждым словом, с каждым пустым обещанием, с каждой хрупкой надеждой, что он дарит, - так откажись. Знаю, это вверх эгоизма, но как иначе? Хоть раз, один единственный раз, ты слышишь, не думай о репутации, о своём удбном положении, послушай сердце. Можешь послушать моё, - Оуэнс резко хватает его руку, кладя на сердце, - послушай этот бешенный ритм и верь ему. Просто верь... Давай предадим весь мир, я буду за, всё ради тебя, - девушка облизывает, пересохшие от волнения и пламенной речи, губы, медленно вставая. Неожиданно для неё самой слёзы начинают скатываться с глаз, прокладывая жаркие дорожки на щеках, Кристина всё ещё неотрывно смотрит на парня. - Но ты, конечно же, не сможешь. Твой идеальный мир - это идеальная репутация и власть. Ты даёшь мне пустые обещания, Крис. Потому что никакие твои слова не реализовываются, ты даже не можешь бросить Хлои, а говоришь, что кинешь весь мир. Я не верю, прости. Больше нет.

Christina Owens

Вовсе разбитая Кристина снова опустилась на диван около Кристиана, всё это было как-то запредельно, в сотый раз переходило эту тонкую грань, что разграничивала нежность и скандалы. Эти двое словно на пороховой бочке, которая рискует взорваться в последний раз. Может, Крис был и прав, а Оуэнс всё неправильно понимает, но как иначе? Так не может быть вечно? К тому же эти глупые временные рамки, они же в ловушке у времени. Здесь нужно ценить каждую минуту, а они все ещё в каком-то пространстве. Уже прожито полжизни и если стоило дождаться того самого времени, где стоило всё решить, то это время наступило, прямо сейчас. Кристиан поднялся с дивана, отходя к стене. И вот дышать сразу стало легче, потому что рядом с ним она вообще не могла здраво мыслить, не могла контролировать и её бросало из крайности в крайность: то хотелось улыбаться, то хотелось кричать. Но, скорее всего, кричать хотелось от своей безысходности. И что ей сделать, чтобы навсегда его забыть, может вычерпать всю свою память? Хоть как-нибудь зажить. Начать именно жить, по-настоящему. Выйти замуж, родить детей. Даже и думать не хотелось об этом, если в этом не примет участие Кристиан. Только он. Кристина хотела, чтобы он был её первым мужчиной, затем мужем, затем отцом детей и просто её опорой, её воздухом, но разве это имеет место быть в этой ситуации?
- Я знаю, - тихо проговорила Крис, когда парень задал свой первый вопрос. Да, это было ужасно, но что они могли поделать друг с другом? Эти чувства зародились сами по себе. Любовь не разбиралась и не уточняла, кто они друг другу, она просто пришла и захватила в плен их сердца, из которого им никогда не выбраться, как бы сильны они не были. - я знаю, - тихо продолжала Кристина, отвечая на второй вопрос. Девушка чувствовала, как горячие дорожки от слёз становились сильнее. -  ты думаешь, что я ничего не понимаю, но ведь это не так. Я всё прекрасно понимаю и от этого только больнее, но знаешь, если бы встал такой выбор.... я бы прожила один счастливый день в качестве абсолютно твоей, а потом приняла бы эту казнь, потому что ты и так казнишь меня, гораздо сильнее и гораздо больнее. Они убьют лишь моё тело, но моя душа будет счастлива, а так, ты убьёшь мою душу, оставив только тело. - Кристиан снова оказался рядом с ней.
"Мне никогда не назвать тебя своей женой. Нашим детям никогда не родиться." - эти слова разрезали больнее ножа. Она, конечно, всё это знала, но услышать это было очень больно. Кристина сжала губы, коротко кивая в знак согласия. Все его слова были лживы, он просто хотел её успокоить. Они никогда не обретут покоя, никогда не перестанут любить, а Кристина никогда не потеряет веру в них, будет до последнего ждать, до последнего помнить и любить. И никто не сможет стать вровень с ним, никто не сделает её существование хоть немного счастливее. Потому что есть он и только он. И его единственное слово "никогда" разом перечеркнуло всё, что было сказано до. Улыбнувшись, девушка утонула в его объятиях, вдыхая родной аромат.
- И ты меня прости, я тоже не должна была, я должна была держать всё под контролем, но я не смогла. Никогда не смогу, прости. Я всегда буду любить тебя, чтобы не случилось, - уткнувшись в плечо, проговорила девушка. Слова пропахнувшие отчаянием, словно она понимает, что это конец и они никогда больше не увидятся и просто просит всегда помнить о её любви. Какая драма. Рич взял лицо девушки в руки, сцеловывая её слезинка, девушка лишь неотрывно смотрела в его глаза. И как можно верить, что пришёл конец? Нет, у этой лав стори ещё должно быть какое-то продолжение, даже есть они возьмут тайм аут. Это далеко не конец. Хотелось бы верить, что этот тернистый пусть приведёт их к истинному счастью. Его такие родные и полюбившиеся губы, которые дарили ей свою нежность, смешивались со страстью. Жутко болезненный и жутко ошеломительный поцелуй. Сколько противоречий. Кристина всегда любила сдаваться под его напором, так и сейчас. Полностью подчиняясь Кристиану, девушка уже лежала на диване, чувствуя на себе тепло его тела и невозможную близость.