Dana Rich

Вечер берет свое, вечер опускается на город. На улицах медленно темнеет: голубые краски неба становятся чуть насыщенней, будто сгущаются, медленно меняют свои оттенки с бледного до ярко-голубого, среди которого чуть блещут темные тона насыщенного красного - цвета закатного солнца, которое пока уходить не собирается и повисло в светлом небе.
Я осторожно делаю шаг за порог дома, чуть щурясь и прикрывая глаза рукой от яркого, пока не совсем привычного мне дневного света. Весь день не видевшие нормального освещения глаза быстро напряглись и стали наполняться слезами, отчего я невольно заморгала, стараясь чуть расслабится и позволить им привыкнуть. В конце концов, кое-как расслабившись, я опустил руки, до этого прикрывавшие лицо от пока еще скудных лучей весеннего солнца, и подставило личико прохладному ветерку и природной лампочке. Не прошло и пары минут, как я, открыв глаза, с облегчением вздохнула: глаза не болели и позволили мне разглядеть дорожку, ведущую от дома к улицу.
Многие бы из моих родственников не слишком обрадовались, что я пошла гулять одна, особенно учитывая то, что творилось в последнее время и мое состояние. Я не была хорошей актрисой, хоть и старалась скрыть свое беспокойство. Мне было нелегко, но делится этим с кем-нибудь я не хотела. Кристиан? Нет, он слишком занят делами города. Кристофер? Нет, слишком грустный, только рядом с Аннабель он улыбается. Я его чуточку побаиваюсь. Элисон? Нет, просто нет, она скажет, чтобы я не забивала свою маленькую головку ненужными мне вещами. Диана? Я могла бы поделится с сестрой, но не стала. Просто... просто так нужно было, я это чувствовала.
Но был в городе один человек, который мог помочь мне в распутывании моих сложных - для меня сложных - мыслей. И я направлялась к нему.
Не проходит и получаса, как я нахожу его в церкви, как всегда трудящегося. Стоило переступить порог церкви, как вспотели ладони и пересохло во рту. Мне было ужасно неловко смирится с мыслью о том, что нужно рассказать, что держать в себе не нужно. Но я боялась все равно. Сделав пару шагов по направлению к священнику и в который раз задаюсь одним вопросом: как мне называть его? Решив не заморачиваться над лишними вопросами, я робко кашлянула, стараясь обратить на себя внимание.
- Добрый день, - сиплым голосом прошептала я, будто не говорила ни с кем неделями. Бывает. Я прокашлялась и поздоровалась снова. - Я хотела бы спросить о... - я запнулась, решая, какой бы из многочисленных вопросов задать первым. - О дяде... о Николасе Оуенсе.
Вот. Сказала. оказалось, это не так сложно. Не решаясь поднять глаза, я все так же шепотом продолжила.
- Его убили. Он не ушел, как папа. Он... он мог попасть в рай, раз убили? А те, кто уходит. Что происходит с ними? Они тоже попадают или в рай, или в ад?

Andrew Bond

Погода на островах - дама ещё более капризная и непредсказуемая, чем это вообще для неё обыкновенно. Угадать, что она выкинет в следующий момент, так же невозможно, как в точности подсчитать все звёзды на небе. Нарядов у неё, особенно по весне, столько, что голова кружится от этого изобилия, и, кажется, она их все готова примерить в один день, то сияя самым любимым своим украшением на чистом небосводе, то хмурясь тучами, то сыпля мелким градом, то лаская лёгким дождиком, а то вдруг ударяя самой настоящей бурей.
Когда Эндрю в то утро выглянул из окна своего гостиничного номера ничто не предвещало того, что лёгкие перистые облака к вечеру вдруг потемнеют, что резкий, порывистый ветер собьёт их в плотную кучу, и по молодой зелёной листве резво и лихо застучат частые, тяжёлые капли. В одно мгновение улица, недавно ярко освещённая лучами клонящегося к западу солнца, шумная и многолюдная, промокла и опустела. И сам Эндрю за пару минут вымок до нитки. С таким ливнем и душ был не нужен. Натянув ворот своей кожаной куртки на голову, в тщетных попытках хоть немного защититься от разбушевавшейся стихии, мужчина заозирался по сторонам, разыскивая подходящее убежище.
Как на зло, ни одного кафе или лавки, где можно было бы переждать непогоду, поблизости не оказалось. Он сделал ещё несколько больших широких шагов вдоль по улице, ступая прямо по стремительно, на глазах растущим лужам, когда в конце квартала заметил именно то, что ему было нужно. Простой, угловатый фасад протестантской церкви. Натягивая над собой куртку, как крышу палатки, Эндрю рысцой бросился прямо туда.
Взбежав на крыльцо, он толкнул тяжёлую дверь и вошёл в полутёмное, просторное помещение, с невольной робостью замирая на пороге, стараясь производить как можно меньше шума, стряхивая капли воды с волос и одежды, любопытно разглядывая хорошо знакомую обстановку. В последний раз он был в церкви, кажется, на крестинах Джун. Совершенно неожиданно, его старший брат, врач и учёный, оказался самым религиозным человеком в их семействе. Эндрю с улыбкой говорил порой, что это женитьба заставила его сделаться верующим. Но так оно и было. Отец, посещавший службы с сомнительной регулярностью и в детстве приводивший туда своих сыновей, был скорее суеверным, как многие люди, в своей работе непосредственно сталкивающиеся с неотвратимой угрозой смерти. Они редко касались в разговоре таких возвышенных тем, но у Эндрю было стойкое впечатление, что Джайлс не вполне понимает смысл и суть религии, да и не придаёт этому большого значения. Для него главным было только то, что какие-то вышние силы хранили его жизнь, и что по её окончанию он не хотел попасть, со своей нечистой совестью, в адское пекло. Мать, неисправимая атеистка, до мозга костей, порой посмеивалась над этими страхами супруга, хотя и относилась к ним снисходительно. Она всегда с улыбкой смотрела на все причуды своих мальчиков. Ну а Эндрю, если бы он когда-нибудь задумался над этим, должен был бы признать, что по своему мировоззрению являлся, скорее, агностиком.
Так или иначе, церковь, вот уже многие годы, была для него незнакомой территорией, и он вряд ли бы зашёл сюда по собственному выбору. С уважением относясь к религиозным убеждениям других людей, он всегда ощущал в подобных местах сильную неловкость, не зная толком, что делать и как вести себя. Следовало ли ему перекреститься перед алтарём, если он не чувствовал в этом потребности? Если бы он был один в здании, наверное, такая мысль и вовсе не пришла бы ему в голову, но, как скоро заметил Эндрю, один он не был. На одной из лавочек, негромко беседуя, сидели двое. Священник и девочка. На секунду ему померещилось, что ребёнок был ему знаком, что это светловолосая макушка Энии Коул виднеется там, в глубине просторной залы. Однако он обознался и испытал от этого какое-то странное разочарование.
Не зная, куда себя деть, Эндрю коротко кивнул в знак приветствия, когда двое других повернули головы в его сторону и, сжато улыбнувшись, пристроился на сиденье одной из крайних лавок, стараясь не мешать этому частному разговору, то и дело нетерпеливо поглядывая в просвет приоткрытой двери, дожидаясь, пока ливень утихнет, и можно будет уйти.

Brian Hill

Слова пастора – он без труда это заметил – достигли своей цели. Девочка прикрыла глаза, вся как будто засияв, и эта лёгкость, с которой ушли все её волнения и страхи, заставила преподобного улыбнуться. Наверное, ему стоило продолжить рисовать для Даны приятные картины рая, но он замолк, тем самым, судя по всему, лишив её умиротворения.
Повисла тишина,  нарушил которую скрип двери. Пастырь повернул голову и увидел на первый взгляд незнакомого человека. Турист – тут же решил священник и присмотрелся повнимательнее. Кажется, в разговоре с ним кто-то упоминал об этом мужчине, но, увы, выудить из памяти его имя преподобный не сумел.
Между тем, новый гость отошёл от некоторого оцепенения, охватившего его на пороге, кивнул им и сел на одну из лавок в самом конце ряда. Этот человек, как и всякий турист, вызвал в пасторе лёгкое любопытство, но рядом с ним находилась Дана, и уйти от неё мужчина не мог себе позволить.
Вновь повернувшись к девочке, преподобный Брайан заметил, что вошедший ещё сильнее сбил её настрой. Растерянная  от присутствия постороннего человека, она больше не решилась ни на один вопрос, и пастор не стал настаивать на продолжении беседы.
Ответив на благодарность девочки очередной улыбкой, мужчина проводил её взглядом и тоже встал. Пастор собирался зайти в свой кабинет за кое-какими вещами и пойти уже домой, как заметил в окне зарядивший на улице ливень. Почему-то раньше на стук  капель о стекло, а также на изрядно промокшую одежду туриста он внимания не обратил.
Пастор на мгновение раздражённо возвёл глаза к потолку - все они теперь были заперты в этой церкви непрерывной стеной дождя. Теперь перед ним стоял выбор: продолжить чтение паршиво написанной книжонки, либо же подключиться к беседе тех двоих. Немного помедлив, мужчина всё же выбрал второе и направился в конец ряда. 
- Вы, должно быть, новенький в нашем городе, - как можно более дружелюбно произнёс пастырь, став рядом с Даной. – Меня зовут преподобный Брайан, и я очень рад видеть вас в моей церкви. Хотя, наверное, вас сюда привело не стремление поговорить с Богом, - с последними словами на лице мужчины появилась лукавая улыбка.

Dana Rich

Глухой стук капель об окна и крышу церкви навевали то же спокойствие и умиротворенность, что и слова пастора несколькими минутами ранее. В церкви было, тепло, уютно, пахло ладаном и свечным воском; запах заставлял мысли течь медленно и размеренно, но, вместе с тем, подталкивал к мыслям тяжелым, сложным и чуточку великим. Не знаю, насколько мысли о вере, рае и аде можно назвать великими, но в тот период мне казалось, что они взрослые. Да, признаться себе, я хотела казаться взрослой. Быть сильной, а не маленькой девочкой, какой выгляжу. Мне хотелось... хотелось того, чего никогда не будет. Хотелось, чтобы люди жили в мире, хотелось счастья для всех, чтобы ни было убийств, воровства и лжи, смертей и болезней, чтобы не было ухода, чтобы папа и дядя Николас вернулись... Маленькие наивные жаления девочки, возомнившей себя суперменом. Да, мне действительно казалось, что я смогу сделать мир лучше, и если не весь, то маленькую его часть.
От мыслей, в которых я витала постоянно из-за "разговора" со священнослужителем, отвлек ответ мужчины, на которого я, оказывается, смотрела, даже не удосужившись отвести взгляд, когда задумалась. Я улыбнулась, слушая его. Он был забавным, веселым, улыбался так, что в уголках глаз собирались едва заметные морщинки. Я улыбнулась ему в ответ, чуть наклоняя голову в бок, про себя пытаясь определить возраст нового знакомого. Сколько ему? Тридцать? Или больше? Сколько лет ему осталось до ухода? Почему-то меня интересовало только это. Мне казалось, что я слишком зациклилась на этом, что нужно отпустить память об родных, которых я больше не увижу. Но я не могла. Не могла смириться с этим несправедливым фактом.
Я протянула ладонь вперед, точь-в-точь повторяя движения нового знакомого, витая не тут, а в своих облаках с невинной улыбкой на губах.
- Ну и ладно, хотя я могла видеть Вас на улицах Городка. Это верно, не поздно. Меня зовут Дана, - я чуть сжала пальцы на большой теплой ладони туриста и снова улыбнулась, искреннее, чем в первый раз.
Буквально стоило мне закончить свои слова, как в разговору присоединился священник, тоже, очевидно, заинтересовавшийся гостем. Я с легким сожалением отпустила руку мужчины - все же, новый друг такая редкость - и отошла, давая свободу разговора взрослых, давно усвоившая, что не стоит им мешать. Да и их дела мало меня волновали - это обычно было нечто скучное и неинтересное. Я снова начала задумчиво слоняться по церкви, периодически глядя в окно на не утихающий дождь.
Медленно темнело, и с ужасом для себя я осознавала, что придется идти домой под дождем. В душе вздохнув и обернувшись на двух мужчин, я отметила, что они разговорились, и, решив не мешать им, вышла из церкви, чуть ли не бегом бросившись домой.

Andrew Bond

"…и их осталось двое", с улыбкой подумал Эндрю, с лёгким недоумением проводив внезапно выскочившую прямиком в объятья разбушевавшейся непогоде девчушку. Дана. Конечно же, он запомнит. Ведь дети богини Даны не спят*, об этом он помнил с детства лучше, чем отпечатался в его памяти любой стих из Псалтыря, зазубренный в воскресной школе, которую маленький Бонд посещал не так уж часто.
Странное дело, как сознание человека, оказавшегося в непривычной, фантастической ситуации, почти непроизвольно, обращается к тем, вымышленным образам, какие копились в нём на протяжении жизни. Сравнивая, проводя параллели. В том, что всё это не было слишком красочным сном, Эндрю уже почти уверился, но Остров всё ещё оставался его персональной Страной Чудес, и, в его воображении, христьянские святые смотрелись здесь менее уместно, чем божества более древние, таинственные и менее всепрощающие. Иногда он, не без внутреннего содрогания,  представлял себя самого этаким сержантом Гови, приплывшим на Саммерайленд**, чтобы повстречаться там лицом к лицу с этими божествами и их последователями.
Впрочем, одного взгляда, тёплого, внимательного тона голоса преподобного Брайана было довольно, чтобы мгновенно вернуть Эндрю к прозаической реальности. Той, в которой он по-прежнему стоял в не слишком тёплой церкви, а в ботинках у него неприятно хлюпало. Простудиться он не боялся, но предложение выпить согревающего вызвало на губах пилота благодарную улыбку.
- Если мне не придётся перед этим исповедоваться, то я с радостью приму ваше предложение, - кивнул Эндрю, направляясь в след за священником, подходя ближе к трибуне.
У первого ряда скамеек он остановился, коротко взглянув на скромное распятье, и снова опустился на сиденье, дожидаясь возвращения священника, который не заставил себя ждать. С досадой отметив про себя, что преподобный успел уже открыть бутылку, и не самым аккуратным образом, Эндрю сдержанно улыбнулся, не став упоминать о том, что в кармане его всё это время лежал нож, снабжённый, помимо всего прочего, вполне удобным штопором. Жест он оценил, в любом случае.
- Не беспокойтесь, преподобный. Эта тайна умрёт вместе со мной, - торжественно заверил он, принимая протянутую бутылку, с сомнением поглядывая на всё ещё немного пыльное горлышко. – И, всё же, немного странно, вот так, в доме божьем, распивать из горла вино. Как считаете, Он не обидится? – с лёгкой усмешкой пилот коротко кивнул в сторону распятья. – Помню, в школе нас как-то застукал директор, когда мы, в актовом зале, во время представления, распивали пиво. До сих пор уши горят.
Сделав небольшой глоток, Эндрю нахмурился и задумчиво посмотрел на этикетку, хотя мысли его были заняты вовсе не тем, что было отпечатано на ней.
- С кем же я тогда был? Мы же дружили с ним с первого класса… - Эндрю растерянно посмотрел на священника. – Знаете, Брайан… С тех пор, как я у вас очутился, память выкидывает странные штуки. Всё, что было до острова словно в тумане утопает. Каждый день больше и больше… Это нормально?

_____________________________
* Боигня Дана (Дану)

** имеется ввиду сюжет фильма Робина Харди "Плетёный человек" (1973)