Утром я буду с тобой. Но всё уже будет совсем ПО-ДРУГОМУ.

"... Я долго смотрела, как люди шепчут слова о сочувствии, но не понимала этой излишней напыщенности и пафоса. Я долго смотрела, как твое бездыханное тело покоится в гробу. И это было ужасно, Ник. Не уверена, что смогу когда-нибудь повторить подобное. Я чувствую себя так, словно меня сломали, как иголку - легко и просто. Сердце рвется на части, мне хочется рыдать. Но слезы высохли еще два часа назад, когда я поняла, что они тебя не вернут. За что, Ник? Ты же обещал, что мы всегда будем вместе? Почему ты оставил нас одних?.. Я скучаю, безумно скучаю, ты даже представить не можешь, как мне тебя не хватает. И эта боль. Эта боль, Ник, не дает мне жизни. Она преследует меня. Знаешь, у меня такое чувство, будто у меня резко вырвали какой-то жизненно важный орган, и поэтому внутри все так сильно болит, стоит мне подумать о тебе. А еще мне страшно, я дико боюсь чего-то. Наверное, одиночества... Я боюсь смотреть в глаза Кристине, я боюсь увидеть там такую же боль. Я боюсь видеть Бастьяна, который делает вид, что все будет хорошо. Я боюсь смотреть на свое отражение в зеркале, я боюсь узнать, что жизнь посмела продолжиться без тебя, Ник! Но ведь она продолжается, когда-нибудь мне придется это признать. Наша жизнь продолжается без тебя." - я поставила точку, а потом оторвалась от записи, сделанной на каком-то случайно обнаруженном листе с неровными углами. Наверное, я сошла с ума, если строчу записки мертвому брату, упрекая его в том, что он посмел умереть. Но так и было. Он обещал мне, обещал, что не оставит ни на минуту, что мы долго и упорно будет выбирать мне жениха, а потом еще долго гулять на свадьбе. Со мной он был не таким, как с другими. Со мной он был мягким и добрым братом, а я была веселой, вечно смеющейся и несерьезной сестрой. А ведь я так и не спросила его, почему он любит именно меня. И, наверное, я никогда не узнаю, в чем тут дело. Мне трудно смириться с тем, что он больше никогда не войдет в мою комнату, никогда не посмотрит пронизывающим взглядом своих светящихся мудростью и детской простотой глаз. Не улыбнется, не скажет что-нибудь умное. Его больше не будет в моей жизни. Я смотрела перед собой, но не видела ровным счетом ничего. Было непростительно то, что я ушла с похорон раньше времени, а теперь сидела в своей комнате на кровати и писала кривым от пробираемой меня дрожи почерком странные слова. Слова, обращенные к нему...
Мне хотелось забыть похороны, вычеркнуть из своей жизни, чтобы они не напоминали мне о том, что произошло. Они укрепили мое знание о том, что Николаса больше нет. Без этого знания было бы легче, была бы хоть малая толика надежды на лучшее. Я всегда свято и наивно верила во все лучшее, так он меня учил. И что стало теперь? Теперь он умер... Я зашлась рыданиями, и быстро скомкала листок с глупыми словами, а потом рвала его... рвала, наслаждаясь звуком разрывающейся бумаги, словно он смог бы меня излечить. Я рвала бумагу неистово, на множество мелких кусочков, будто написанное там было чем-то постыдным и унизительным и этого не должен никто видеть. Никто и никогда.
А потом я рыдала. Рыдала, упиваясь своей болью. Рыдала, уткнувшись в подушку, и, размазывая по лицу тушь. Наконец-то слезы появились, я ждала их, без них было пусто и слишком больно на сердце, чтобы просто терпеть, снисходительно улыбаясь на грустные реплики незнакомых людей, которые "знали" моего брата. А слезы были тем спасательным кругом, за который я ухватилась, не мешкая ни секунды. Я потратила все свои мысли, все свои силы на слезы, чтобы выплакать эту боль и больше не чувствовать ее. Но слезы закончились также быстро, как и начались. И вот я уже снова сижу на кровати, тупо смотрю перед собой, судорожно пытаясь вспомнить, что было несколько секунд назад. На полу валялись рваные бумажки - остатки того самого листа, на котором были мои слова, адресованные брату. Медленно встаю с кровати, ничего не чувствуя. Внутри все опустело. Меня даже устраивал такой расклад, так намного легче поддаваться действию времени, которое, как говорят, лечит. Подхожу к зеркалу, равнодушно заглядываю в серебристую гладь. На меня смотрит бледная девушка с потерянным взглядом. Пытаюсь дотронуться до нее, несмело протянув дрожащую руку к зеркалу. Девушка сделала то же самое. Я с трудом узнаю в ней себя. Отхожу от зеркала. Куда идти? Что делать?
И в это время раздался робкий стук в дверь. Кого еще принесло с очередными соболезнованиями? Как они не понимают, что эти их грустные речи, наполненные высокопарностью и ощущением, что они учили их целый год, чтобы сейчас произнести, как они не понимают, что эти взгляды похожи на петлю на шее, которая все смыкается и смыкается.
- Войдите, - я не узнала свой голос. Он был... стальным? Мне оставалось только удивляться неожиданным переменам, что происходили со мной. Дверь отворилась, но за ней показалась лишь Кристина, заставив меня выдохнуть от облегчения. - Кристина... Она выглядела такой потерянной, она тоже потеряла любимого брата, но она хотя бы держалась из последних сил, в отличие от меня. Я всегда была слишком эмоциональной и воспринимала все близко к сердцу. Кристина была нечастым гостем в моей комнате. И ее визит говорит только о том, что ей ужасно плохо, и она нуждается в поддержке. Наверное, ей просто нужно выговориться, как и мне утром. А сейчас слов не было, слез не было. Словно кто-то просто отбирает у меня потихоньку все то, что давало мне хотя бы небольшое облегчение. А теперь я осталась совсем безоружной, не готовой продолжать жить после такого потрясения. Но в этот момент я поняла, что это было неважно. Вообще все неважно.

Отредактировано Taylor Owens (2013-04-03 16:41:40)

И вместо тех, кто был с тобой, лишь пустота бездонных дыр. Но жизнь идет, отступит боль, ведь так устроен этот мир. Все заживет, оставит шрамы, в сердце шрамы. На ПАМЯТЬ. (с)

Я стояла, разглядывая мрачное лицо Кристины. Кажется, прошла целая вечность с того, момента, как в моей комнате раздался робкий стук, нарушивший гробовую тишину. Гробовую... Все ассоциации, все разговоры, все взгляды сводились к одной-единственной теме - смерть. Так или иначе, но мы воспринимали все, как будто вместе с Николасом от нас ушло чувство юмора, умение улыбаться и желание жить. Даже моя комната напоминала мне гроб, хотя, скорее моя комната была похожа на склеп. Я стала боязненно оглядываться по сторонам, упиваясь собственной болью, пытаясь бороться с ней в одиночестве, но, поняв, что я уже проиграла, я перестала ей сопротивляться. А теперь передо мной стояла старшая сестра, а я давила в себе желание зарыдать. Я давила его, глотая подступающие к горлу слезы. До определенного момента, пока Кристина не подбежала ко мне и ее холодные руки не коснулись моей кожи, заключая в объятья. И слезы брызнули из глаз, я не могла больше держать это в себе. Я подняла свои дрожащие руки и обняла Кристину за талию. Казалось, больше ничего и не нужно - никакие слова не могут передать то, что мы чувствовали в этот момент. Честно говоря, я чувствовала себя так, словно с меня свалились цепи, сжимающие мою грудь, я вдохнула свободнее. Слезы снова закончились, но осталась неприятная резь глаз, что обычно остается после слез. Кристина начала говорить, и я отстранилась, чтобы посмотреть ей в глаза. В них была боль и вина. Она чувствует себя виноватой? В чем? В том, что Ник умер? В том, что люди почему-то считали, что, говоря "соболезную", они делают легче, а не вонзают нож в спину? В том, что я не могла терпеть этот ужас и дальше, поэтому и ушла домой с похорон? В том, что не может подобрать подходящих слов? Так все мы были безмолвными, никто не мог подобрать нужных слов, потому что нужных и правильных слов не было. Все, начиная от смерти Ника, и, заканчивая его глупыми похоронами, было неправильно. Но, либо я слишком молода, чтобы понять, что люди рано или поздно уходят, либо я нахожусь в параллельной реальности, где никогда не буду счастлива.
- Про него нельзя говорить по-другому, - тяжело всхлипнув, медленно проговариваю я, как будто заново учась говорить. В свете последних событий это было вполне логично: потерять дар речи, способность двигаться, но при этом приобрести седину к восемнадцати годам. Какой глупый закат жизни, когда, кажется, можно было бы жить и жить... И, хоть я разумом и понимала, что ветер времени унесет большую часть воспоминаний, залечивая скорбящую душу, но останутся на душе, останутся болезненные шрамы, откликающиеся болью всякий раз, когда я буду вспоминать о Нике. А я буду вспоминать. Буду помнить. До боли помнить. - Он и был удивительным, просто это невыносимо - слышать о нем в прошедшем времени, - я отошла от Кристины и села на свою многострадальную кровать, видевшую за сегодняшний день не только мою пятую точку, но и столько эмоций, столько эмоций... Помню, как рыдала, когда только узнала о его смерти. На подушке осталось столько слез, что я решила, что выплакала всю жидкость, что была в моем организме. - Что ты предлагаешь, Кристина? Жить в трауре вечно? Мне кажется, что я никогда не смирюсь с его смертью, каждый раз, когда я буду приходить на кладбище, мое сердце будет рваться на части, - я выразительно посмотрела на старшую Оуэнс, но поток слов, что уже вертелся у меня на языке, было не остановить. - Так, зачем привязываться к кому-то, если все равно придется отпускать? Зачем любить, если за эту любовь придется платить пустотой, которая появляется, когда теряешь любимого человека? - слезы заблестели на моих глазах. Его не вернуть, его никогда не вернуть. Я не знаю, как другие люди воспринимают гибель дорогого человека, но мне казалось, что все должны чувствовать ту же боль, что испытываю я. На небе будет светить пластмассовое солнце, люди, сотканные из боли будут приходить, здороваться, улыбаться картонными улыбками. А я буду помнить. И Кристина будет помнить. Это будет преследовать нас вечно.
- А я писала ему, - после небольшого молчания продолжаю я, кивая на мелкие кусочки бумаги, которые продолжали валяться на полу, там, куда я их кинула. - Я писала старшему брату, которого сегодня похоронили. Я писала ему письмо. Наверное, я сошла с ума, - в конце фразы дрожащий голос окончательно сорвался, издав фальшивый звук. Мне плевать, сколько незначительных фраз произнесли люди на похоронах, они забудут о них на следующий же день. А нам придется помнить, каждый раз прокручивая их в своей голове. А теперь я заявляю сестре, что писала письмо мертвому брату. Это, по меньшей мере, неразумно. Я слишком долго была счастлива, что возврат этого счастья, потеря брата была воспринята мной, как будто моя жизнь на этом заканчивалась. Возможно, так и было.

Отредактировано Taylor Owens (2013-04-09 19:43:19)